Город встретил его, как и всегда, пылью, разбивающимся об стены домов эхом его же шагов и его дыхания, тонким, расплывающимся по земле запахом утренней влажности и тишины.
На улицах не было почти никого, но голоса были слышны – и эти, эти чужие и пустые разговоры, пустые же лица и глаза. Сотни, сотни жизней, и о каждой, думалось раньше Себастиану, должно быть известно, понятно главе Гильдии; Он же шел с какой-то отупляющей усталостью ума, безмолвный и умиротворенный бездействием своего разума, и он не видел ничего, кроме очередного богатея, собачьего буржуа, не видел ни судьбы его, ни будущего, ни настоящего.
Ворон не так давно, бредя по проселочной дороге, пересекая враждебные заросли лесов, черные и пахнущие затхлостью, гневался – по какому праву он обязан возвращаться в тот город, куда еще недавно зарекался ни шагу более не ступить?
Конечно, ответ был очевиден. Себастиан нуждался в некотором яде, который, кроме того, как обладал достаточно внушительной ценой, так был еще малодоступен; причина, по которой Ворону снадобье понадобилось, может, однако, оставаться туманной. Нужно было лишь только, чтобы два других Главы не прознали о путешествии фенина, и конкретно эта задача была наиболее простой из тех, что стояли перед Себастианом.
Добирался до Сириуса Ворон достаточно долго, около трех дней, или, может, больше. Он подумывал о том, чтобы захватить с собой хопеш, однако ремень от чехла с непривычки натирал, по обыкновению, спину и предплечье, и тяжело было нести, и вряд ли кто-либо действительно выбрал бы сражение с Вороном “на ножах”, предпочтя ему тихое объятие со спины, поглаживая шею узким клинком мизерикорда.
С другой стороны, у Себастиана было не так уж и много врагов, которых он пожелал бы видеть в качестве своих палачей; их не было вовсе, говоря по чести.
Ворон, едва заметно помедлив в раздумьи, повернул на левую улицу, которая, по его памяти, вела к торговым рядам купцов. По пути он позволил себе лишь раз быструю, неестественную и оттого бесцветную улыбку; фенин вспомнил свой побег из Собора, размышления его затем перешли на тему того, насколько радушно эта группа, субъективно окрещенная фанатиками, приняла бы его сейчас. До сиих пор Ворон не столкнулся ни с одним из служителей Создателю, но ярое любопытство заняло всего его сознание – впрочем, распространялось оно именно на этот период прошлого. Более же всего не хотелось столкнуться с Надзирателями – или кем-то из них?
Ибо они были повсюду.
Ворон, кажется, чувствовал этот дух – отвыкший от Сириуса, он не мог принять это ощущение, что проходящий рядом с ним, переставлявший лапы мягко и скоро, безликий горожанин есть один из Надзирателей. Параноидальное чувство на мгновение захватило разум, но столь же резко исчезло, оставив после себя тусклую мысль, что, видно, Собор прознает, что Ворон посетил город.
Ах, мерзкий еретик, лжец, беспардонный и богомерзкий Ворон, падальщик.
И все это – с каким-то глухим равнодушием, затем мысли ушли.
Все, вот они, торговые лавки; несмотря на то, что над городом лишь светает, разгорается солнечный диск медленно и лениво, здесь уже в лицо брызнуло шумом, смехом, марави и фенрирами разных мастей.
Или прошлое наполнило неживыми уже картинками пустую площадь?
Себастиан, пребывая в легком замешательстве от подобного утверждения, тряхнул слегка головой. Глупость, ложь, неверное, ошибочное, несвойственное ему утверждение. Ничего больше не вернется, ничего, его время замерло, остановилось, дни не меняются, не меняется мир и не меняется сам Ворон.
Конец, финита.
На самом деле, Себастиан знал, отчего столь странные мысли докучают ему – он не спал во время своего пути вовсе, и оттого теперь взгляд его был рассеян и совсем не сосредоточен разум. Однако, по старой привычке, среди купцов он быстро нашел того, кто был ему нужен – вон, фенин с глазами темными и бесстрастными, морду пересекает уродливый шрам, выражение, как и у прочих, и сам он сер и невзрачен. Впрочем, именно такие-то и удерживались на плаву, особенно если товар был рассчитан лишь на определенные слои общества.
Подойдя к нему неторопливо, Себастиан тотчас проговорил, и голос его поначалу был хрипл,
- Мне нужна эссенция.
Сухо, едва дернув губой, и слова выходили рвано, обрывались резко.
Как правило, Себастиан получал яды иными путями, или же, в случае крайнем и самом необходимом, готовил их сам – однако сейчас у него не было возможности следовать этой привычке, и он только желал, чтобы купец оказался сговорчив, чтобы ни одного лишнего слова, чтобы не узнал и не заприметил.
И Ворону повезло.
Не сказав ничего вовсе, серый марави поставил на прилавок, перед собой, узкую, мелкую склянку, закупоренную плотно деревянной пробкой. Дернув плечом так, чтобы сумка сползла со спины, Себастиан с видимым усилием “вытянул” оттуда некоторое количество монет и высыпал их перед купцом, ухватив затем зубами скоро и неаккуратно стеклянное горлышко, намереваясь положить Эссенцию в сумку.
Ничего.
Не разбилась, не упала, монет оказалось достаточно, эссенция и впрямь та, ни одного лишнего вопроса и восклицания. Прекрасно, чисто сделано, ночь провести в ненавистном городе и скорее, скорее исчезнуть, поспать еще в дороге, лишь бы не вспоминать ненужное.
Повернувшись, однако, Себастиан приметил рядом же, за соседним прилавком лицо знакомое и, судя по всему, должное быть ненавистным. Не приметил, нет, не приметил дрянной рыцарь, благородная душа; и все же Ворон застыл на месте, отвернувшись и только боковым зрением поглядывая на известного ему и известного априори марави.
Нужна еда.
Еще нужно бы еды…

Отредактировано Sebastian (2012-02-20 00:45:44)